Содержание
«Обломов» в Театре имени Маяковского
21 Декабря 2018
«Обломов» в Театре имени Маяковского
Художественный руководитель Театра им. Маяковского Миндаугас Карбаускис продолжает осваивать русскую классику, перенося на сцену знаменитую прозу великих русских писателей. Самой ожидаемой премьерой сезона называют в театре спектакль «Обломов» в его постановке, и тому есть сразу две причин: 160 лет роману Ивана Гончарова и юбилей народного артиста РФ Анатолия Лобоцкого, который занят в спектакле на одной из главных ролей. Инсценировку романа написал сам режиссер-постановщик. «Обломов» роман сколь знаменит, столь и непрост. Хотя вскоре после публикации «Обломова» Л. Н. Толстой предсказывал ему «успех не случайный, не с треском, а здоровый, капитальный и непременный».
О чем роман — пересказывать нет необходимости. Все его «проходили» в школе, мучительно пытаясь понять смыслы, и многим не без труда удалось его осилить. Во всяком случае, термин «обломовщина» накрепко засел в головах читателей и почитателей. Начинается спектакль едва ли не с конца романа. На сцене, перед опущенным занавесом, немолодая женщина явно не дворянского сословия. Это, как позже станет ясно, Агафья Матвеевна Пшеницина (актриса Ольга Ерина), к которой переберется со временем на жительство Илья Ильич и которая родит ему впоследствии сына. Она начинает сетовать на ту безвылазную жизнь, которую ведет не желающий покидать уютную постель Илья Ильич. Занавес поднимается — и вот мы видим нашего героя в том самом положении, с которого и начинается у Гончарова роман.
В квартире одного из петербургских домов лежит утром в постели ее обитатель, Илья Ильич Обломов. Интерьер квартиры явно отсылает зрителей к эпохе, в которой жил писатель (сценография Сергея Бархина). Главная достопримечательность на сцене даже не сам Илья Ильич, а его необъятных размеров халат. Впрочем, у Гончарова этому халату в описании уделено достаточное внимание: «На нем был халат из персидской материи, настоящий восточный халат, без малейшего намека на Европу, без кистей, без бархата, без талии, весьма поместительный, так что Обломов мог дважды завернуться в него». Именно такой халат, практически точь-в точь соответствующий описанию, создан Марией Даниловой, одним из самых известных театральных художников по костюмам. По описанию Гончарова, «халат имел в глазах Обломова тьму неоценённых достоинств: он мягок, гибок; он, как послушный раб, покоряется самому малейшему движению тела». Да и сам Илья Ильич полностью соответствует тому портрету, который создан писателем: «Это был человек лет тридцати двух-трех от роду, среднего роста, приятной наружности, с темно-серыми глазами, но с отсутствием всякой определенной идеи, всякой сосредоточенности в чертах лица. Мысль гуляла вольной птицей по лицу, порхала в глазах, садилась на полуотворенные губы, пряталась в складках лба, потом совсем пропадала, и тогда во всем лице теплился ровный свет беспечности. С лица беспечность переходила в позы всего тела, даже в складки шлафрока».
В роли Обломова — Вячеслав Ковалев. Когда смотришь на артиста в этой роли, вспоминаешь фильм Никиты Михалкова «Несколько дней из жизни Обломова», который даже профессионалы считают одним из лучших творений режиссера. И, разумеется, начинаешь невольно сравнивать Вячеслава Ковалева с великим Олегом Павловичем Табаковым в этой роли. Но очень быстро желание сравнивать уходит — столь органичен артист на сцене в образе Ильи Ильича. Хотя он признался, что выбором режиссера именно его на эту роль был удивлен и даже слегка озадачен. Особенно после роли в спектакле «Изгнание» того же Миндаугаса Карбаускиса, брутальной драме под музыку Queen, за которую он получил «Золотую Маску». И роман «Обломов» он прочитал впервые буквально несколько месяцев назад, перед началом репетиций. Без лукавства сообщил, что читал не без труда, особенно ближе к концу. Для него «Обломов» роман психоделический — меткое, надо признать, определение, даже если артист его и позаимствовал. А с образом Ильи Ильича и вовсе, судя по результатам, разобрался вполне. Столь же органичен и Анатолий Лобоцкий в роли Захара. Красавца артиста поначалу просто невозможно узнать, так безупречно вписался он в роль старого слуги и самого близкого главному герою человека. Вообще с выбором актеров к режиссеру нет никаких вопросов. Тем более, что их в спектакле совсем немного. Будет в спектакле и Ольга Ильинская (актриса Анастасия Мишина), а вот всех остальных персонажей сыграет один артист, Илья Никулин. Кого там не будет, так это Штольца — так было задумано режиссером. Когда-то один из исследователей романа «Обломов» заметил, что Обломов и Штольц неразделимы, это чувства и разум. И если их соединить, то получится идеальный человек.
По версии Карбаускиса, перед нами лишь олицетворение чувства. И в этом есть своя правда. Обломов — человек живущий чувствами, он честен перед собой — и это главное. Вспомнить хотя бы ту характеристику, которую дает ему близкий друг Андрей Штольц: «Ни одной фальшивой ноты не издало его сердце, не пристало к нему грязи. Не обольстит его никакая нарядная ложь, и ничто не совлечёт на фальшивый путь; пусть волнуется около него целый океан дряни, зла, пусть весь мир отравится ядом и пойдёт навыворот — никогда Обломов не поклонится идолу лжи, в душе его всегда будет чисто, светло, честно… Это хрустальная, прозрачная душа; таких людей мало; они редки; это перлы в толпе!»
Обломова многие пытались обвинить в лености и безответственности. Но лишь немногие способны понять гармоничную целостность человека, желающего всего лишь оставаться самим собой. Читатели, а на театральной сцене и зрители застают Обломова лежащим на диване. Его возраст определен писателем в 32-33 года. И к этому времени он лет 10 уже отслужил, прошел и через все слои чиновной и салонной российской столицы, и через разочарования в любви — до Ольги Ильинской у него были женщины. Так что он залег, уже имея и жизненный опыт, и опыт душевный, вероятно, трагический. Уместно вспомнить тут одно из высказываний самого Ильи Ильича на сей счет: «Или я не понял этой жизни, или она никуда не годится». Если же говорить о впечатлении от спектакля, то оно у каждого будет своим. Кому-то «Обломов» в прочтении Карбаускиса покажется невыносимо скучным. Но поклонником «театра Миндаугаса Карбаускиса» — а у режиссера есть свой зритель — придется по сердцу и его философия, и неспешное размышление о жизни и душе человеческой, предложенное режиссером. Что, несомненно, не вызовет никаких вопросов ни у кого, так это музыкальное оформление спектакля (композитор Фаустас Латенас). Так точно нашел он своей музыкой ту интонацию, которую предлагает зрителям режиссер-постановщик спектакля «Обломов».
Эвелина Гурецкая, «Кинорепертёр»
Ссылка на источник:
http://kinoreporter.ru/oblomov-v-teatre-imeni-majakovskogo/?fbclid=IwAR3oCMlrF2BfYzQUmRPmUOo8EFA4mnmCWjQ35L1XUqmC8tVqFn6QHFbgnhA
Минина Мария. Предметная деталь в романе «Обломов»
I. Вступление
Читая книгу, мы обычно мало обращаем внимания на детали, нас захватывает сюжет, сам замысел книги. Часто мы пропускаем какое-нибудь скучное, на первый взгляд, описание природы, интерьера, которое, как нам кажется, совсем не важно. А если вглядеться, вчитаться в то или иное описание, обратить внимание на маленькую деталь, мелочь, то окажется, что она не так уж не значительна, как кажется. Простое описание природы может передавать настроение героя, интерьер — раскрыть характер, мимолетный жест – угадывать душевные порывы, а вещь, предмет – стать символом, неотделимым от персонажа.
Так, не упуская из виду каждую деталь, можно полнее раскрыть для себя героя и весь смысл книги, увидеть скрытое, растолковать очевидное. В этом и есть самая главная роль детали.
II. «Сквозные» детали
В романе Гончарова «Обломов» есть несколько деталей, проходящих сквозь весь роман, поэтому я их буду называть «сквозными». Это халат, который так шел «к покойным чертам лица его и к его изнеженному телу», и имел «в глазах Обломова тьму неоценённых достоинств», он стал не просто домашней одеждой, а буквально символом самого героя, его образом жизни, его душой. Он так же широк, свободен, мягок, лёгок, как и характер Ильи Ильича. В нём вся жизнь Обломова, такая просторная, домашняя, ленивая, уютная.
До появления Штольца главный герой и не мыслил себя ни в какой другой одежде, как и ни за что не хотел менять свой образ жизни. Но вот и в нём загорается искра жизни, желание жить и действовать: «Что ему делать теперь? Идти вперед или остаться? Этот обломовский вопрос был для него глубже гамлетовского. Идти вперед – это значит вдруг сбросить широкий халат не только с плеч, но и с души, с ума…». Халат исчез вместе с душевной апатией и ленью при появлении в его жизни Ольги, любви: «Халата не видать на нём: Тарантьев увёз его с собой к куме с прочими вещами».
Хотя в любви к Ольге Обломов стал чувствовать, гореть, жить, но она боялась, что он вернётся к своей мирной, ленивой жизни, вновь набросит на себя халат сонливости, апатии и равнодушия: «А если, — начала она горячо вопросом, — вы устанете от этой любви, как устали от книг, от службы, от света; если со временем, без соперницы, без другой любви, уснёте вдруг около меня, как у себя на диване, и голос мой не разбудит вас; если опухоль у сердца пройдёт, если даже не другая женщина, а халат ваш будет вам дороже?…»
Позже Пшеницына нашла халат и предложила его постирать и починить, но Илья Ильич отказался, сказав: «Напрасно! Я его не ношу больше, я отстал, он мне не нужен». Это было будто предупреждение предстоящих событий. Ведь после разрыва с любимой, сразу же в тот вечер недавно забытый халат очутился вновь на его плечах: «Илья Ильич почти не заметил, как Захар раздел его, стащил сапоги и накинул на него – халат!»
Так и остался Обломов жить в лени, безделье, апатии, закутавшись в них, как в халат, до самой смерти. Халат износился, как и его хозяин.
Другой, не менее важный предмет в романе «Обломов» – это сирень. Впервые запах сирени появляется во сне Ильи Ильича. Ольга сорвала ветку сирени во время свидания с Обломовым и уронила её от удивления и разочарования. Нарочно брошенная Ольгой ветка становится символом её досады. Как намёк на взаимность и надежду на возможное счастье Илья Ильич поднял её и явился с ней на следующее свидание. Как символ оживления, расцветающего чувства вышивает Ольга сирень по канве, делая вид, словно узор выбрала совершенно случайно. Но для обоих сиреневая ветка стала символом их любви и счастья. «Пока между нами любовь в виде лёгкого, улыбающегося видения, пока она звучала в Casta diva, носилась в запахе сиреневой ветки…», — писал Обломов в своём письме. Им казалось, что и любовь отцветает, как сирень:
— Ну, если не хотите сказать, дайте знак какой-нибудь…ветку сирени…
— Сирени…отошли, пропали! – отвечала она. – Вон, видите, какие остались: поблёклые!
О ветках сирени как символе одиночества и ушедшего счастья упоминает автор и в заключительных строках: «Ветки сирени, посаженные дружеской рукой, дремлют над могилой, да безмятежно пахнет полынь…»
Туфли — ещё одна немаловажная деталь. Сначала они появляются как предмет одежды Обломова, подтверждающий его довольство своей жизнью, удобство, уверенность: «Туфли на нём были длинные, мягкие и широкие; когда он, не глядя, опускал ноги с постели на пол, то непременно попадал в них сразу».
Смотря на то, попадает ли ногами в туфли Илья Ильич, мы можем угадать его мысли, неуверенность, сомнения, нерешительность: «Теперь ли никогда!» «Быть или не быть!» Обломов приподнялся было с кресла, но не попал сразу ногой в туфлю и сел опять».1 Другой раз мы прочтём скуку от бездействия: «Илья Ильич лежал небрежно на диване, играя туфлей, ронял её на пол, поднимал на воздух, повертит там, она упадёт, он подхватит с пола ногой…»2
Вообще, обувь — очень говорящий предмет. Сапоги будто определяют социальный статус Обломова. Это хорошо видно в сцене, где Штольц спрашивал Захара, кто такой Илья Ильич. «Барин» — ответил слуга, и хотя Обломов поправил его, сказав, что он «джентльмен», его друг был другого мнения:
— Нет, нет, ты барин! – продолжал с хохотом Штольц.
— Какая же разница? – сказал Обломов. – Джентльмен – такой же барин.
— Джентльмен есть такой барин, — определил Штольц, — который сам надевает чулки и сам же снимает с себя сапоги.3
Говоря иными словами, неумение самостоятельно снимать и надевать сапоги говорит о крайней лени и избалованности героя. Такого же мнения придерживался и Захар, который узнал, что барин собирается ехать за границу: «А кто вам там сапоги-то с вас станет снимать? – иронически заметил Захар. – Девки-то, что ли? Да вы там пропадёте без меня!»4
Эту же идею подтверждает другая деталь, встречающаяся на протяжении всей книги – чулки. Началось всё с того, что ещё в детстве няня натягивала Илюше чулочки, а мама не позволяла ему ничего делать самому, ведь не будь рядом с ним Андрея, кто знает, встал ли он когда-нибудь с дивана. «…А нет нужды, так и не умею, и глаза не видят, и в руках слабость! Ты своё уменье затерял ещё в детстве, в Обломовке, среди тёток, нянек и дядек. Началось с неумения надевать чулки и кончилось неумением жить»6 заключил Штольц и оказался прав. Жизнь Обломова износилась, истерлась, прохудилась, как чулок. Недаром Пшеницына, разобрав его чулки, насчитала «пятьдесят пять пар, да почти всё худые…»7
III. Детали-подсказки. Сон Обломова.
Сон Обломова изобилует различными деталями и многие из них не просто воспроизводят подробности обстановки, внешности, пейзажа, а приобретают символический смысл. Сами обитатели Обломовки придавали большое значение своим снам: «Если сон был страшный — все задумывались, боялись не шутя; если пророческий — все непритворно радовались или печалились, смотря по тому, горестное или утешительное снилось во сне. Требовал ли сон соблюдения какой-нибудь приметы, тотчас для этого принимались деятельные меры».1
Я думаю, что сон Ильи Ильича так же имеет особый, скрытый подтекст, требующий расшифровки. Хотя с первого взгляда, кажется, что это просто описание быта жителей Обломовки, это всё же сон, в котором чуть ли не каждый упомянутый предмет имеет тайный смысл.
На протяжении всего сна упоминается овраг, который так манил и одновременно пугал маленького Илюшу. Овраг, обрыв считается символом краха, провала планов, крушения надежд. Всё это и произошло с нашим героем в скором времени. Вспомним также и избу, висящую наполовину над оврагом: «Как одна изба попала на обрыв оврага, так и висит там с незапамятных времён, стоя одной половиной на воздухе и подпираясь тремя жердями».2 Мне кажется, это будто показывает душевное состояние героя, говорит о том, что одной ногой он уже в бездне, другой – пока стоит на твёрдой земле и имеет шанс избежать падения.
Вспомним теперь сам дом Обломовых с покривившимися воротами, ветхой галереей, шатающимся крыльцом, «с севшей на середине деревянной кровлей, на которой рос нежный зелёный мох». 1 Всё это предвещает упадок и неудачи в будущей жизни. Разрушенное крыльцо во сне, сквозь ступеньки которого «не только кошки, и свиньи пролезают в подвал»,2 означает, что «скоро вам придётся расстаться со свое прежней жизнью и впереди вас ожидает нужда, неудачи, лишения, переживания и неприятности».3 Мох во сне – «знак неоправдавшихся надежд и грустных воспоминаний».4 Крутая лестница, по которой карабкался Илюша, символизирует опасность от слишком поспешных и рискованных действий. Это предупреждение, которое могло бы уберечь Обломова от жестоких сомнений, написания письма Ольге и их тяжёлой ссоры и недопонимания.
Если обратить внимание на мелкие предметы во сне, то мы увидим, что и они тоже зачастую предугадывают грустное будущее героя. Тускло горящая свеча «означает скудное существование, недовольство собой и ходом дел»,5 «часы во сне – символ жизни, перемен (плохих или хороших), движения, успеха или поражения».6 Дважды во сне вместе со стуком часов и звуком шагов отца слышится звук откушенной нитки: «Тихо; только раздаются шаги тяжёлых, домашней работы сапог Ильи Ивановича, ещё стенные часы в футляре глухо постукивают маятником, да порванная время от времени рукой или зубами нитка <…> нарушает глубокую тишину». 7 Думаю, это явно неспроста, потому что «грубая обувь во сне предсказывает трудности, недовольство, препятствие в делах»,8 а «порванные нитки – знак того, что вас ждёт беда из-за вероломства ваших друзей»9 и символ порванной, надломленной жизни, которую прожил Обломов, хотя и тот факт, что Илья Ильич слышал только звук, смягчает тяжёлое предсказание.
Впрочем, здесь есть и детали, сулящие приятное будущее. То, что мать Илюши расчёсывает и любуется его красивыми, мягкими волосами, говорит о том, что его ждут любовные утехи и счастье. То, что мальчик наблюдает за спящими людьми (во время всеобщего послеобеденного сна) значит, что «домогаясь чьего – то расположения, он сметёт все преграды на своём пути».10 Но Обломов даже не пытался вникнуть в смысл своего сна. Быть может, увидев хоть пару символов, он внял бы предостережениям и предсказаниям, попытался бы что-нибудь изменить. Однако он, в отличие от своих родственников, не придал сну никакого значения и в его жизнь вошли апатия, разорение, разочарования, трудности.
IV. Символика деталей. Цветы.
Мне показалось очень необычным то, как в романе описаны сами цветы. Мы не знаем, вкладывал ли Гончаров в них какой-то тайный смысл, но если заглянуть в словарь символики цветов, то окажется, что каждый цветок будто специально подобран для того, чтобы полнее раскрыть душевное состояние героя, передать его скрытые мысли и чувства в том или ином эпизоде романа.
Впервые цветы упоминаются в самом начале повествования, когда к Обломову приезжает Волков. Влюбленный юноша мечтает достать камелий для возлюбленной. Камелии – редкий цветок для русской традиции, как и сам Волков, весь утончённый, как «батистовый платок» с «ароматами Востока». В сакральном календаре друидов камелия означает приятную внешность, утончённость, артистизм и, как ни странно, детскость. Поэтому, наверное, настроение после прочтения сцены с приездом Волкова остаётся какое-то лёгкое, ненастоящее, немного наигранное, театральное.
Обломов в разговоре с Ольгой открыто заявляет, что цветов не любит, особенно с резким запахом, его предпочтения отданы полевым и лесным цветам. Ландыш издавна считается символом скрытой любви. Славянская традиция именует этот цветок «девичьими слезами».
Обломов дарит Ольге ландыши, будто предполагая, что его любовь заставит её плакать в будущем: «Вы сделали, чтоб были слёзы, а остановить, а остановить их не в вашей власти… Вы не так сильны! Пустите! – говорила она, махая себе платком в лицо».2
Во время одного из свиданий Ольга перечисляет цветы, которые могли бы понравиться Илье, и он отвергает сирень, будто почувствовав, что этот цветок очень символичен. В отличие от символики снов, в календаре друидов сирень означала одиночество. Её вообще считали зловещим кустарником, которым даже нельзя украшать свой дом. Обловом же подбирает брошенную Ольгой ветку и приносит её домой, словно принимая одиночество.
Не по нраву Илье Ильичу оказались и резеда, и розы. Роза – царица цветов, любимый цветок Муз и царицы Афродиты символизировала невинность, любовь, здоровье, кокетство и любовную игру.
В отрицании Обломовым любви к розам мне видится огромное противоречие, заложенное автором в характер Ильи Ильича. Он жаждет полноценных чувств и боится их, любит и остаётся холодным наблюдателем, видит любовную игру и мечтания Ольги и целомудренно отвергает их.
Если описать языком предметов любовную линию Обломова и Ольги, то мы, конечно, на первое место поставим цветы, а именно, сирень, и только потом музыку, письма, книги.
В сцене знакомства Обломова с Пшеницыной удивительно много цветов. Начиная ещё с дороги на Выборгскую сторону: «Опять поехал Обломов, любуясь на крапиву у заборов и на выглядывавшую из-за заборов рябину».1 Крапива символизирует грусть и предательство, а рябина, которая является символом подчинения, выступает здесь как подтверждение раболепности, безвольности Ильи Ильича, который добровольно подчиняется обстоятельствам, не пытаясь бороться. В доме Агафьи Матвевны окна были уставлены бархатцами, символизирующими поминовение умерших (как мы помним, она была вдовой), алоэ – символом печали, ноготками – предвестниками глубоких душевных страданий, и резедой. Резеда — это скрытность, может, поэтому Обломов, который сам был очень открытым и искренним человеком, так не любил её запах. Над могилой Ильи Ильича «безмятежно пахнет полынь»2 — цветок разлуки.
Такая необычная деталь, как цветы, с их скрытым смыслом, ещё лучше дополняют, полнее раскрывают тонкости взаимоотношений, характеров и настроения героев.
2) Детали интерьера.
Детали интерьера так же, как и детали одежды, широко используются Гончаровым, чтобы наглядно представить и охарактеризовать героев и их среду обитания.
С самых первых страниц мы видим описание интерьера – комнаты Обломова.
«Комната, где лежал Илья Ильич, с первого взгляда казалась прекрасно убранною. Там стояло бюро красного дерева, два дивана, обитые шёлковою материею, красивые ширмы с вышитыми небывалыми в природе цветами и плодами. Были там шёлковые занавесы, ковры, несколько картин, бронза, фарфор и множество других красивых мелочей».1 Всё это, казалось бы, говорит о прекрасном вкусе хозяина, но автор тут же нам поясняет, что это лишь видимость, иллюзия «неизбежных приличий».
«По стенам, около картин, лепилась в виде фестонов паутина, напитанная пылью; зеркала, вместо того чтоб отражать предметы, могли бы служить скорее скрижалями, для записывания на них, по пыли, каких-нибудь заметок на память. Ковры были в пятнах. На диване лежало забытое полотенце; на столе редкое утро не стояла не убранная от вчерашнего ужина тарелка с солонкой и с обглоданной косточкой да не валялись хлебные крошки».2
Эти два почти противоречивых описания одной комнаты показывают нам и противоречивость характера её обитателя. Мы можем сказать, что Илья Ильич не лишён вкуса, хотя его и нельзя назвать тонким и изысканным. Есть там такие дорогие предметы роскоши, как фарфор, бронза, зеркала. Но вся грязь, пыль, паутина свидетельствуют о небрежности, неаккуратности, лени хозяина и его слуги, который весьма по — своему понимает слово «чистота». Обломов запустил, можно сказать, изуродовал всё то красивое и дорогое, что у него было; такие недешёвые вещи, как зеркала, стали скрижалями, на которых можно было писать по пыли, зная, что никто этого не сотрёт. Замечая такое обилие мелких деталей в описании комнаты Обломова, невольно проводишь параллель с описанием дома гоголевского Плюшкина из «Мёртвых душ:
«На одном столе стоял даже сломанный стул, и рядом с ним часы с остановившимся маятником, к которому паук уже приладил паутину. Тут же стоял прислонённый боком к стене шкаф с старинным серебром, графинчиками и китайским фарфором».3
А вот «Обломов»:
«Если б не тарелка, да не прислонённая к постели только что выкуренная трубка, или не сам хозяин, лежащий на ней, то можно было бы подумать, что тут никто не живёт, — так всё запылилось, полиняло и вообще лишено было живых следов человеческого присутствия»2 — пишет Гончаров.
«Никак нельзя было сказать, чтобы в комнате сей обитало живое существо, если бы не возвещал его пребывание старый, поношенный колпак, лежавший на столе»3 _ пишет Гоголь.
Здесь также хорошо видно влияние Гоголя, так как мысль в обоих отрывках общая: обе комнаты настолько не уютны и не обжиты, что почти не выдают человеческого присутствия. Такое ощущение создаётся в одном случае из-за грязи, пыли и запустения, в другом – из-за нагромождения мебели и разного ненужного хлама.
Книги Обломова – деталь, на которую мне хочется обратить особое внимание.
«На этажерках, правда, лежали две-три развёрнутые книги, <…> но страницы, на которых развёрнуты были книги, покрылись пылью и пожелтели; видно было, что их бросили давно».4
В таком же состоянии мы находим книги у ещё одного гоголевского героя — Манилова: «В его кабинете всегда лежала какая-то книжка, заложенная закладкою на четырнадцатой странице, которую он постоянно читал уже два года».5
По этой детали мы можем определить общую черту Манилова и Обломова – отсутствие движения вперед, интереса к жизни, склонность к апатии и безделью. Однако если о Манилове мы говорим как об отрицательном персонаже, то к Обломову у меня возникает чувство симпатии и участия. Книги как одна из вещей, которые указывают нам на возрождение души героя, проявление интереса к жизни во время общения с Ольгой: он читает газеты, берёт на себя смелость рекомендовать ей книги, предварительно ознакомившись с ними, «у него чернильница полна чернил, на столе лежат письма».
Но вот исчезла из его жизни Ольга, исчезли интерес к жизни, бодрость, деятельность, и книги вновь пылятся, никому не нужные, без дела скучает наполненная чернильница.
Ещё одна очень важная и красноречивая деталь интерьера – это диван. В романе описания диванов встречаются много раз (диваны в комнате Обломова, диван в родительском доме, диван у Тарантьева), и эта деталь стала знаковой. Этот предмет интерьера подразумевает отдых, сон, ничегонеделанье.
Кстати, для Обломова диван – вещь в интерьере очень важная. У него было целых два дивана, «обитые шёлковою материею», но идеал уюта он находит в доме Тарантьева: «У него, знаешь, как-то правильно, уютно в доме. Комнаты маленькие, диваны такие глубокие: уйдешь с головой, и не видать человека. <…> Окна совсем закрыты плющами да кактусами».1 Такая обстановка располагает к лени, неге. Лёгкий сумрак и мягкие глубокие диваны, в которых так хорошо спрятаться, создают камерную, уютную обстановку, которую так любит Илья Ильич. Ведь дом для него, как раковина, в которую он прячется, словно улитка, от внешнего мира. Мне кажется, что причины его страхов и неуверенности в себе уходят корнями в детство.
Если вспомнить описание гостиной в Обломовке, можно понять, почему в комнате Ильи Ильича было так темно, неуютно, пыльно и запущенно: «Снится ещё Илье Ильичу большая тёмная гостиная в родительском доме, с ясеневыми старинными креслами, вечно покрытыми чехлами, с огромным, неуклюжим и жестким диваном, обитым полинялым голубым барканом в пятнах, и одним большим кожаным креслом».2 К этому с самого детства привык Обломов, и в его доме было так же темно, жил он только в одной комнате, а в двух других «мебель закрыта была чехлами» и так же не использовалась. Кажется, будто ему достаточно и того, что есть, поэтому обживать другие комнаты, будь они даже чище, красивее и удобнее, ему лень. Вспомним диван со сломанной спинкой, ковры в пятнах в комнате Ильи Ильича, кожаное кресло Ильи Ивановича с оставшимся клочком кожи на спинке, на которые всегда то ли жалели средств, то ли не было желания привести их в порядок: «Обломовцы соглашались лучше терпеть всякого рода неудобства, даже привыкали не считать их неудобствами, чем тратить деньги». 3
Проанализировав интерьер дома Штольца и Ольги, замечаешь, что предметы, наполнившие их дом, как нельзя лучше отражают психологию хозяев: «Всё убранство носило печать мысли и личного вкуса хозяев».4 Главное для хозяев при выборе убранства своего жилища — это чтобы вещь была для них памятной, любимой, значимой. Создаётся ощущение, что они не руководствовались модой и светским вкусом: «Любитель комфорта, может быть, пожал бы плечами, взглянув на всю наружную разнорядицу мебели, ветхих картин, статуй с отломанными руками и ногами, иногда плохих, но дорогих по воспоминанию гравюр, мелочей».5 Сразу ощущается индивидуализм и самодостаточность хозяев дома.
Во всех предметах интерьера «присутствовала или недремлющая мысль или сияла красота человеческого дела, как кругом сияла вечная красота природы».1
Как подтверждение этому среди «океана книг и нот» нашла место «высокая конторка, какая была у отца Андрея, замшевые перчатки; висел в углу клеёнчатый плащ». 2 «…И клеёнчатый плащ, который подарил ему отец, и замшевые зелёные перчатки – всё грубые атрибуты трудовой жизни».3 Эти вещи так возненавидела мать Штольца, а у Андрея они заняли почётное место в доме. Хочется отметить, что если Обломов скопировал жизнь своего отца, то Штольц взял с собой только предметы трудолюбия и отошёл от «начертанной отцом колеи». 4
Обломов, Мой год отдыха и расслабления
В последнее время я много думаю о сне. И это не из-за этих модных статей, рекламирующих правильную гигиену сна, или заявлений какого-то телевизионного врача о преимуществах восьмичасового бодрствования. Вместо этого я рассматривал сон как акт неповиновения, личный протест против сверхамбиций общества и его узкого взгляда на то, как следует жить.
Мое вдохновение, как вы уже догадались, это смелый новый роман Оттессы Мошфег, Мой год отдыха и релаксации , а также другой, гораздо более старый роман, в котором также фигурирует одержимый сном герой: русская классика Ивана Гончарова Обломов (1859). Хотя места действия этих двух романов совершенно разные — современный Манхэттен (Мошфег) и Санкт-Петербург 199009-го -го века, Россия (Гончаров), — параллели поразительны.
И безымянный рассказчик Мошфега, и одноименный Гончаров Обломов отвергают стремление заняться мелкими заботами и амбициями, которыми движут все вокруг них. Сон — их любимое оружие.
Героиня года рассказывает нам от первого лица о своем плане пройти многомесячный период фармакологически индуцированного сна. 24-летняя, незамужняя и живущая одна на Манхэттене, ее только что уволили с работы регистратором в шикарной галерее современного искусства, где ее единственным удовольствием было подремать часами в чулане. Теперь она готовится войти в длительное состояние сонливого «небытия», которому помогает гора таблеток, прописанных ее абсурдно некомпетентным психиатром. Здесь Мошфег отходит от обычных нарративов о злоупотреблении психоактивными веществами. Ее главный герой не глотает таблетки как сознательное или подсознательное средство самоуничтожения; скорее, ее употребление наркотиков — это метод самосохранения — преднамеренный перерыв в ее жизни, а не ее разрушение.
Я думал, что жизнь будет более терпимой, если мой мозг будет медленнее осуждать мир вокруг меня.
В глубине души я знал… что когда высплюсь, со мной все будет в порядке… подкрепляемый блаженством и спокойствием, которые я накопил бы…
На другом конце света и почти за два столетия до этого Илья Ильич Обломов тоже вынашивает план. Молодой представитель российского помещичьего дворянства, он унаследовал дом своего детства — старое родовое поместье в деревне — вместе с тремя сотнями крепостных. Обломов надеется создать программу по улучшению управления своим наследством. Каждый день он обдумывает различные варианты плана, удобно лежа в своей петербургской квартире, вдали от места и людей, которым его безрассудные идеи должны принести пользу.
Как только он вставал утром с постели, после чая, он тотчас же ложился обратно на диван, подпирал голову рукой и размышлял, не жалея сил, пока, наконец, голова не утомлялась от тяжелой работы, и совесть подсказывала, что на сегодня сделано достаточно… (Перевод Мариана Шварца, 2008 г. )
Помимо этих благонамеренных размышлений, единственное желание Обломова — бездельничать, часто засыпая, независимо от времени дня. Убежденный, что жизнь должна быть «не чем иным, как идеалом спокойствия и бездействия», он остается в стороне от того, что он видит как бессмысленную спешку жизни, избегая всякого интереса к бездушным амбициям своих сверстников. Когда его ближайший друг Штольц рассказал о своем образе жизни, Обломов признается, что он просто «слишком ленив, чтобы жить».
Штольц — борец, полный амбиций и постоянно стремящийся к самосовершенствованию. Примерно то же самое можно сказать и о Реве, лучшей подруге рассказчика из « года моего».
Рева была неравнодушна к книгам по самопомощи и семинарам, которые обычно сочетали некоторые новые техники диеты с профессиональным развитием и навыками романтических отношений под видом обучения молодых женщин тому, «как жить в полной мере». Каждые несколько недель у нее появлялась совершенно новая парадигма жизни, и мне приходилось об этом слышать.
Я выбрал свое одиночество и бесцельность, а Рева, несмотря на всю свою тяжелую работу, просто не добилась того, чего хотела — ни мужа, ни детей, ни блестящей карьеры.
И Рева, и Штольц живо связаны с миром и ищут одобрения общества. Их традиционные способы мышления о себе и своем социальном положении резко расходятся с таковыми у рассказчика Мошфега и Обломова. Контраст дает богатую пищу для глубокого цинизма наших героев по поводу лицемерия и поверхностности общества и их разочарования в мире, в котором эти атрибуты являются нормой. Обломов жалуется Штольцу:
Вечная беготня туда-сюда, вечная игра мелких желаний, особенно жадность, люди, пытающиеся испортить что-то другим, сплетни, сплетни, пренебрежение, то, как они смотрят на тебя свысока и сверху вниз. Вы слушаете, о чем они говорят, и у вас кружится голова. Это ошеломляет… Это утомительно. Скучно! Где в этом человек? Где его честность? Куда это делось? Как его променяли на всю эту мелочь?
Точно так же рассказчик Мошфег признается:
Я думал, что Верхний Ист-Сайд может защитить меня от конкурсов красоты и петушиных боев арт-сцены, в которой я «работал» в Челси. Но жизнь на окраине заразила меня собственным вирусом, когда я впервые туда переехал. Я пыталась быть одной из тех блондинок, которые быстро ходят вверх и вниз по Эспланаде в спандексе. Bluetooth в моем ухе, как какой-то самодовольный засранец…
По выходным я делала то, что поначалу должны были делать молодые женщины в Нью-Йорке, такие как я: я делала колонии, маски для лица и мелирование, тренировалась в тренажерном зале с завышенными ценами, лежала там в хаммаме, пока не ослепла, и выходила ночью в туфлях, которые порезали мне ноги и вызвали ишиас. Время от времени я встречал интересных мужчин в галерее. Я спал рывками, выходя из дома то больше, то меньше. Ничего не получалось…
Перед лицом всепроникающего давления, требующего соответствовать ожиданиям общества, главные герои совершают нечто смелое и экстраординарное — они оказывают стойкое сопротивление, избегая стремительного потока жизненных требований и ожиданий. Эти персонажи используют прибежище сна, чтобы найти свое внутреннее я. Им нужны тишина и спокойствие, которые они могут найти только в состоянии спокойного уединения, чтобы способствовать тому, чего жаждет их душа: внутренней жизни, способной видеть и ценить окружающий мир, испытывать искренние чувства и искреннее сочувствие к другим. .
Но хотя сон является общим инструментом неповиновения главных героев, его последствия заметно различаются для каждого. Сон исцеляет рассказчицу Мошфег, растворяя спайки, которые держали ее «застрявшей» в унынии. После периода наркотического сна она чувствует ежедневную признательность за обычные вещи, с которыми она сталкивается. Она начинает новый этап своей жизни, в котором она полностью присутствует и является частью окружающего мира.
Я дышал, ходил, сидел на скамейке и смотрел, как пчела кружит над головами стайки проходящих мимо подростков. Величавость и изящество качающихся ветвей ив. Была доброта. Боль — не единственный критерий роста, сказал я себе. Мой сон сработал. Я был мягким и спокойным и чувствовал вещи. Это было хорошо. Теперь это была моя жизнь.
Сонный образ жизни Обломова, напротив, атрофирует его существование. Он становится все более подавленным и изолированным, его друзей становится меньше, а опыт становится все более узким.
[Он] тихо и постепенно укладывался в простой и широкий гроб остатка своего существования, гроб, сделанный своими руками, как старцы в пустыне, которые, отвернувшись от жизни, роют себе могилу.
Каждый из этих контрастных исходов кажется совершенно аутентичным. В то время как Обломов считает невозможным одновременно развивать внутреннюю жизнь и быть полностью вовлеченным в мир, рассказчик Мошфега демонстрирует, в конечном счете, что можно продеть иголку из пословицы. И так, Мой год завершается неожиданной, но выразительной нотой надежды, утверждением, что даже в нашем шумном, разрушительном и фальшивом мире существует благодать, готовая пробудиться в разуме и духе, пресыщенных тихим, умиротворяющим созерцанием.
Обломов (Михалков, 1980) | dcpfilm
Обломов странный фильм. Его темп медленный и временами преднамеренный, и есть голос за кадром, который делает его более похожим на басню, чем, возможно, на самом деле (очень мало что указывает на это: производственный дизайн, повествование и т. д., все довольно реалистично). Это также хороший пример (среди многих других) вводящего в заблуждение описания Netflix.
Я знаком только с двумя другими фильмами Никиты Михалкова; Утомленные солнцем 1994 года, который я не могу вспомнить в мельчайших подробностях, и 12 2007 года, ремейк 12 разгневанных мужчин , который мне показался интересным, но довольно ненужным.
Обломов — один из тех фильмов, которые временами теряли меня, а потом невероятно сильно возвращались. Это заставило меня задуматься о природе голоса за кадром (я полагаю, что «повествование» будет более конкретным) и о том, как он добавляет ощущения сказки. Я думаю, очевидно, что сказки — по крайней мере, ваш классический вариант братьев Гримм — рассказываются от третьего лица (которого я представляю как доброго старика). Но в течение 9 0005 Обломов Меня поразило, что повествование также отнимает часть силы у главного героя. Обломов (Старый Табаков) толком и своей истории рассказать не может; он находится во власти какого-то великого неизвестного голоса сверху (что приводит к концовке, похожей на deus ex machina-). В сказках, предназначенных для того, чтобы иметь какую-то мораль, по-видимому, есть персонажи, цель которых не в том, чтобы жить своей собственной жизнью или управлять своим собственным повествованием, а только в том, чтобы служить большему афоризму. Это (несколько иронично, поскольку повествование о Обломов это про научиться жить своей жизнью) случай в фильме Михалкова.
Anywho, для фильма, в котором иногда показывались бешеные блокировки и ручная камера, которая перемещалась от двери к двери в маленькой квартире Обломова в течение большей части первых 30 минут, камера Михалкова также тихо отражала. Вот момент в бане, где Обломов разговаривает со своим другом Штольцем (Юрий Богатырев). Камера медленно перемещается от Обломова к соседнему растению на подоконнике во время монолога, часть которого вы можете увидеть в субтитрах:
Затем он возвращается, все еще обнаруживая, что Обломов говорит:
Следственная камера, отражающая то, что говорит Обломов, не только очень красива в своем исполнении, но и ищет так же, как кажется, главный герой. Моя любимая часть этой сцены, однако, — это обратный план Штольца:
Обычная цель кадра реакции — очевидно — увидеть упомянутую реакцию. Дым здесь почти полностью закрывает лицо Штольца, поэтому мы не можем видеть, о чем он думает, в некотором роде представляя, что реакция выстрелила совсем в другом. Во-первых, это ритмично — способ как-то поэтически отразить движение камеры на Обломова. Но это также намеренно затемняет. Дело не в том, что если бы мы увидели реакцию Штольца, у нас было бы какое-то новаторское изложение, а скорее в том, что смысл Обломова, кажется, обходит всех вокруг него, включая его друга.
Вот случайный кадр стрелы в кадре (вверху справа):
А вот еще один из моих любимых моментов фильма. Обломов, социально неуклюжий, представлен на вечеринке Штольцем.
Михалков держится в кадре и позволяет закадровому звуку и действиям второстепенных персонажей рассказывать историю о том, что происходит за закрытыми дверями. Выходит дворецкий, сначала стойкий, а потом заливающийся смехом (это напоминает мне кадр, о котором я писал недавно в Йо-йо ):
Горничная подходит и слушает, хихикая у двери. Дворецкий прогоняет ее, а затем снова собирается снова войти:
Горничная робко бросается обратно, чтобы взять тряпку:
Это уникальный способ не только рассказать историю, как упоминалось выше, но также посмотреть на разные социальные классы и на то, как такая глупая вещь, как деревянная дверь, может полностью изменить чье-то самообладание. Все в том же статике, Обломов раздраженно уходит:
Михалков, наконец, перемещает камеру, панорамируя его, когда он находит свое пальто, чтобы уйти.