Интерьер дома обломова: описание интерьера, комнат и дивана

описание интерьера, комнат и дивана

Квартира, кабинет и диван Ильи Ильича Обломова являются важными деталями в характеристике этого персонажа.

В этой статье представлено описание квартиры и кабинета Обломова в романе Гончарова «Обломов»: описание интерьера, комнат, дивана и т.д.

Смотрите: 
— Все статьи об Илье Обломове
— Все материалы по роману «Обломов» 

Квартира Обломова на Гороховой улице

Квартира Обломова расположена в большом, многоквартирном доме в центре Петербурга на Гороховой улице. Обломов уже 8 лет снимает эту квартиру:

«…В Гороховой улице, в одном из больших домов, народонаселения которого стало бы на целый уездный город…» 

«…Ведь восемь лет жил на квартире…»

Квартира находится на 2-ом этаже дома и состоит из 4 комнат. Однако Обломов проводит все свое время в одной комнате, а в остальных трех комнатах мебель покрыта чехлами:

«…Квартира, которую я занимаю во втором этаже дома…»

«…У него было еще три комнаты, но он редко туда заглядывал […] В трех комнатах мебель закрыта была чехлами, шторы спущены…»

Обломову нравится его квартира тем, что она сухая, теплая и спокойная. А покой для Обломова — это самое главное:

«…Квартира сухая, теплая; в доме смирно: обокрали всего один раз! Вон потолок, кажется, и непрочен: штукатурка совсем отстала, – а все не валится…»

Квартира Обломова выглядит безжизненно, как и сам хозяин:

«…можно было бы подумать, что тут никто не живет, – так все запылилось, полиняло и вообще лишено было живых следов человеческого присутствия…»

В квартире Обломова грязно и пыльно:

«. ..пыль везде – ну, мерзость!..»  

«…Я иногда даже вижу клопа на стене!..» 

«…У меня и блохи есть! – равнодушно отозвался Захар…» 

В шкафах годами хранится изношенная одежда Обломова. В углу можно найти кучу хлебных корок:

«…как у нас, чтоб в шкапах лежала по годам куча старого изношенного платья или набрался целый угол корок хлеба за зиму…»

Кабинет Обломова

Одна из комнат в квартире Обломова служит ему одновременно кабинетом, спальней и приемной:

«…он все лежал, и все постоянно в одной комнате, где мы его нашли, служившей ему спальней, кабинетом и приемной…» 

Кабинет Обломова — запущенный и небрежный, как и сам хозяин. В этой комнате повсюду видна пыль и паутина:

«…пыли то, грязи то, Боже мой! Вон, вон, погляди ка в углах то. ..» 

«…вид кабинета, если осмотреть там все повнимательнее, поражал господствующею в нем запущенностью и небрежностью…» 

«…А пыль по стенам, а паутина?.. – говорил Обломов, указывая на стены…»

«…Волков, глядя, куда бы положить шляпу, и, видя везде пыль, не положил никуда…»

Окна в кабинете грязные, из-за чего в окно не видно солнце и любой день кажется пасмурным:

«…Пасмурно оттого, что у вас окошки то с которых пор не мыты? Грязи то, грязи на них! Зги Божией не видно, да и одна штора почти совсем опущена…» 

Интерьер в кабинете Обломова выглядит красиво. Но при этом заметно, что мебель и другие вещи подобраны без души, для приличия:

«…Комната, где лежал Илья Ильич, с первого взгляда казалась прекрасно убранною…» 

«…только желание кое-как соблюсти decorum неизбежных приличий, лишь бы отделаться от них. Обломов хлопотал, конечно, только об этом, когда убирал свой кабинет…»  

Описание интерьера и мебели в кабинете Обломова

Автор дает детальное описание кабинета Обломова, его мебели и интерьера:

«…в Гороховой улице, в запыленной комнате, с опущенными шторами…»

«…Там стояло бюро красного дерева, два дивана, обитые шелковою материею, красивые ширмы с вышитыми небывалыми в природе птицами и плодами. Были там шелковые занавесы, ковры, несколько картин, бронза, фарфор и множество красивых мелочей…» 

«…Утонченный вкус не удовольствовался бы этими тяжелыми, неграциозными стульями красного дерева, шаткими этажерками. Задок у одного дивана оселся вниз, наклеенное дерево местами отстало. 

Точно тот же характер носили на себе и картины, и вазы, и мелочи…» 

«…По стенам, около картин, лепилась в виде фестонов паутина, напитанная пылью; зеркала, вместо того чтоб отражать предметы, могли бы служить скорее скрижалями, для записывания на них, по пыли, каких нибудь заметок на память. Ковры были в пятнах. На диване лежало забытое полотенце; на столе редкое утро не стояла не убранная от вчерашнего ужина тарелка…» 

«…На этажерках, правда, лежали две три развернутые книги, валялась газета, на бюро стояла и чернильница с перьями; но страницы, на которых развернуты были книги, покрылись пылью и пожелтели; видно, что их бросили давно; нумер газеты был прошлогодний, а из чернильницы, если обмакнуть в нее перо, вырвалась бы разве только с жужжаньем испуганная муха…»

«…несколько дрянных картин, которые навязал ему какой-то покровитель бедных артистов; сам поправил штору, которая давно не поднималась…»

В романе также упоминаются еще несколько предметов мебели в кабинете Обломова:

«…Обломов […] перейдя на большое кресло, опустился в него…» 

«…Захар взял со столика помаду, гребенку и щетки…» 

«. ..ворчал он, обходя вокруг комнату и ощупывая каждый стул, хотя и так можно было видеть, что на стульях ничего не лежит…» 

Захар поломал почти все вещи в комнате Обломова из-за неуклюжести:

«…У Обломова в кабинете переломаны или перебиты почти все вещи, особенно мелкие, требующие осторожного обращения с ними, – и всё по милости Захара. Он свою способность брать в руки вещь прилагает ко всем вещам одинаково, не делая никакого различия в способе обращения с той или другой вещью…»

Диван Обломова

Любимая мебель Обломова это его диван. Диван Обломова является символом «обломовщины» и лени.

В комнате Обломова на Гороховой улице стоят целых два дивана. На одном из них он проводит все свое время:

«…два дивана, обитые шелковою материею…» (в комнате стояло два дивана)

«…Он обыкновенно ложился тут же на диване на спину.. .»

Диван Обломова широкий и удобный, как и его халат:

«…ехал посидеть на широком диване Обломова…» 

У дивана сломана спинка, но никто не спешит ее чинить:

«…не завалилось ли за диван? Вот спинка то у дивана до сих пор непочинена..» 

Диван Обломова на даче

Диван присутствует в жизни Обломова всегда — где бы он ни жил. Но на даче Обломов редко лежит на диване. Он лишь аккуратно присаживается на угол дивана:

«…пришел он домой, сел в угол дивана и быстро начертил по пыли на столе крупными буквами: «Ольга»…»

«…задумчиво закурил сигару и сел на диван. Прежде бы он лег, но теперь отвык,..» 

Диван Обломова в доме Пшеницыной

В доме Агафьи Пшеницыной Обломов снова «опускается» после разрыва с Ольгой Ильинской. Он снова лежит на своем любимом диване:

«…приезжая домой, ложился, без ведома Ольги, на диван, но ложился не спать, не лежать мертвой колодой, а мечтать о ней,..» 

«…После обеда, лишь только было он, лежа на диване, начал кивать головой, одолеваемый дремотой…»

«…Он три раза перевернулся на диване от этого известия…»

Так выглядит описание квартиры, кабинет и дивана Обломова в романе «Обломов» Гончарова.

Смотрите: Все материалы по роману «Обломов»

Презентация Портрет Обломова в интерьере | Презентация к уроку по литературе (10 класс) на тему:

Слайд 1

ПОРТРЕТ ОБЛОМОВА В ИНТЕРЬЕРЕ

Слайд 2

ПРОЕКТ Группы учащихся 10 б класса Мир вещей как способ постижения замысла автора

Слайд 3

Внутренний мир человека можно увидеть во всем, что его окружает — в его книгах, одежде, в обстановке дома, то есть в интерьере .

Слайд 4

ИНТЕРЬЕР в литературе — изображение внутренней обстановки помещения (дома, комнаты героя и т.д.). Обстановка в комнате героя помогает нам больше и глубже понять его образ, разгадать некоторые черты его характера еще до начала тех событий, в которых этот характер проявится .

Слайд 5

«Комната, где лежал Илья Ильич, с первого взгляда казалась прекрасно убранною. Там стояло бюро красного дерева, два дивана , красивые ширмы с вышитыми небывалыми в природе птицами и плодами , несколько картин , бронза, фарфор и множество красивых мелочей…»

Слайд 6

Но утонченный вкус не удовольствовался бы этими тяжелыми, неграциозными стульями красного дерева, шаткими этажерками . Задок у одного дивана оселся вниз, наклеенное дерево местами отстало. Точно тот же характер носили на себе и картины, и вазы, и мелочи… По стенам, около картин, лепилась в виде фестонов паутина, напитанная пылью; зеркала , вместо того чтоб отражать предметы, могли бы служить скорее скрижалями для записывания на них по пыли каких-нибудь заметок на память. .. можно было бы подумать, что тут никто не живет — так все запылилось, полиняло и вообще лишено было живых следов человеческого присутствия. На этажерках, правда, лежали две-три развернутые книги, валялась газета, на бюро стояла и чернильница с перьями; но страницы, на которых развернуты были книги, покрылись пылью и пожелтели; видно, что их бросили давно; нумер газеты был прошлогодний, а из чернильницы, если обмакнуть в нее перо, вырвалась бы разве только с жужжаньем испуганная муха.

Слайд 9

…зеркала, вместо того чтоб отражать предметы, могли бы служить скорее скрижалями для записывания на них по пыли каких-нибудь заметок на память. Хочу у зеркала, где муть и сон туманящий, я выпытать ,куда вам путь и где пристанище…

Слайд 10

ШИ́РМА . с немецкого-. щит, заставка, заслон; ширмы б. ч. делаются створчатые, складные, филенчатые или из рам, обитых тканью. История возникновения ширмы уходит в Китай, где она появилась в 7- веке и откуда была завезена в Европу, Это, пожалуй, самый необычный предмет из мебельной экзотики. На родине ширм, в Китае, их называют «фуи» или «пэнфен», «подвижная стена». .Самое большое распространение ширма получила в 19-20 столетиях. Дизайнерское оформление жилых помещений той эпохи нуждалось в разделении на функциональные зоны, и ширмы прекрасно помогали в этом, скрывая за собой то, что не следовало выставлять на всеобщее обозрение . Обломов что-то скрывает или скрывается?

Слайд 11

В На этажерках, правда, лежали две-три развернутые книги, валялась газета, на бюро стояла и чернильница с перьями; но страницы, на которых развернуты были книги, покрылись пылью и пожелтели; видно, что их бросили давно; нумер газеты был прошлогодний, а из чернильницы, если обмакнуть в нее перо, вырвалась бы разве только с жужжаньем испуганная муха.

Слайд 12

Почему в комнате Обломова не могут висеть такие картины?

Слайд 13

А ведь у халата своя давняя история, и притом не одна. Первый халат представлял собой видоизмененную верхнюю одежду античных времен. У него был простой покрой: цельнокроеный кусок ткани, который с помощью одной лишь драпировки превращался в практичную верхнюю одежду. В средние века появились плащи, подпоясываемые для удобства узкими ремешками. Плащ оказался в условиях холодных и сырых средневековых замков вещью незаменимой. Когда в жилищах европейцев заметно потеплело (в XVII веке) , древний фасон не был забыт и нашел свое отражение в облегченной домашней одежде — близком предшественнике современного халата.

Слайд 14

Вторая волна популярности халатов накрыла Европу в конце XIX века вместе с модой на все восточное. Азиатские интерьеры, мебель, украшения и кимоно (азиатский вариант халата) заворожили пресыщенных европейцев . Свою роль сыграл и тот факт, что в переводе с арабского языка «халат» означает «почетное платье». Поэтому считалось отнюдь не зазорным принимать в халате гостей, обедать в кругу друзей или прогуливаться по своему саду. Особенно халаты в восточном стиле полюбились молодым щеголям и кокеткам дворянских кровей. Уж они-то разбирались в халатах превосходно .

Слайд 15

…дверь комнаты отворилась и вошел князь в белом колпаке и халате. — Ах, сударыня, — заговорил он, — сударыня, графиня… графиня Ростова, коли не ошибаюсь… прошу извинить, извинить… не знал, сударыня. Видит Бог, не знал, что вы удостоили нас своим посещением, к дочери зашел в таком костюме

Слайд 16

В России халат появился относительно недавно — в XVIII веке до нас, наконец, дошла мода из Европы на домашнюю одежду свободного покроя с широкими рукавами. Русское дворянство с удовольствием подхватило европейскую тенденцию, и уже к середине XIX века любую барскую особу уже сложно было представить себе в домашней обстановке без роскошного халата. Так халат в России стал своеобразным символом праздной жизни и бесконечной лени.

Слайд 17

Диван в переводе с персидского: 1) собрание достойных мужей для обсуждения важных дел; 2) низкая мягкая мебель со спинкой для сидения и лежания.3). «сборник стихов одного поэта», с турецкого «диван» – государственный совет, а в Древнем Риме диваном называлась церемония вхождения на престол нового правителя. Весьма интересные переводы слова »диван« встречаются и в других языках Интересно, что слово«диван» можно переводить по-разному, но при этом перевод весьма далек от мебельной тематики.

Путешествия Обломова | Джон Бейли

Иван Гончаров; рисунок Дэвида Левина

Купить Распечатать

Впервые я прочитал рассказ русского романиста девятнадцатого века Ивана Гончарова о его путешествии на фрегате Паллада в превосходной степени Истории русской литературы князя Дмитрия Мирского, образце в своем роде, и для истории любой национальная литература. Гончаров известен западным читателям как автор книги «».Обломов , классический роман о русском джентльмене старой закалки. Впервые опубликованная в 1859 году, она была переведена на английский язык в двадцатые годы, и ее герой вместе с понятием «обломовщина» стал у нас почти такой же притчей во языцех, как и в России. По роману даже были сняты фильм и пьеса, которая шла в Нью-Йорке.

Первый роман Гончарова, Обыкновенная история , получил высокую оценку авторитетного идейного критика Белинского в тех же выражениях, в которых он выделил первый роман Достоевского, Бедняки . Но Гончаров так и не вписался в моду на «сострадательный реализм». В «Сне » Обломова, идиллической новелле, предвосхитившей будущий большой роман, он уже показал, что его истинным источником вдохновения была его собственная ностальгия. Его чувство будущего и его представителя, энергичного и сострадательного Штольца, пытающегося вызволить своего друга Обломова из инерции, действительно было предлогом для возвращения к прошлому и к тому чувству истинной индивидуальности, которое воплотило его для Гончарова. Его идеальные будущие «типы», как Штольц и как Волохов в Обрыв , его единственный другой роман, так же мертвы, как баранина. Только прошлое может заставить персонажей жить для его воображения; только тщетность может сделать их реальными. Глубочайший упрек, который Обломов произносит своему слуге Захару, состоит в том, что он будет сравнивать своего господина с другими людьми .

Ностальгия довольно распространена в русской литературе, как, впрочем, и во всякой другой, но бурное развитие, потрясение новым придавали ей особую остроту. Для Гончарова мы только живем и это в мелких бытовых делах: прогресс и идеология забирают наше истинное бытие. Это не было рецептом успешной карьеры романиста в России девятнадцатого века, и Гончаров может сделать в « Обрыв » не больше, чем повторить, в гораздо более слабой форме, образец Обломова . Его композиция перекликается с композицией его шедевра, и на его завершение у него ушло почти двадцать лет. В это время его любопытная фобия индивидуальности, принявшая самую необломовскую форму, убедила его, что его друг Тургенев и другие писатели воруют в ней все идеи. Он даже был убежден, что Флобер украл из отчетов о своей незавершенной работе, чтобы написать L’Education sentiale , в герое которого действительно есть что-то от Обломова. Обо всем этом Гончаров изложил в странном документе, названном им «Необычная история », который оставался неопубликованным до 20-х годов сего века.

Обычная история появилась в 1847 году, Обломов в 1859 году, Обрыв десятилетием позже. Но в 1852 году произошло нечто совершенно неожиданное и нехарактерное, нарушившее ровный тон гончаровских приемов благополучного петербуржца.0009 Рантье , писавший романы. Это было так, как если бы Гамлет начал карьеру пирата или Флобер вступил во французский Иностранный легион. Снаряжалось торговое представительство для поездки в Японию, и в неосторожный момент Гончаров сказал, как бы он хотел поехать. Министр, которому об этом сообщили, поверил ему на слово. Он попытался вывернуться из него, но тщетно. 7 октября из Кронштадта, российской военно-морской базы в Финском заливе, вышел фрегат «Паллада» с Гончаровым на борту.

Вполне вероятно, что российское правительство пронюхало о намерении американцев отправить эскадру коммодора Перри с той же целью — открыть торговлю с Японией. Если это так, то они поторопились, так как Паллада под командованием адмирала Путятина начала свое плавание за несколько месяцев до того, как Перри отправился в путь. Перри было не так далеко, но с другой стороны уже существовала сфера влияния России на Дальнем Востоке, а их владения на Сахалине физически значительно сближали русских с Японией. На самом деле русское правительство медлило почти так же, как Обломов; Паллада был старым и дырявым и не производил впечатления военного корабля. Более того, российской дипломатии также помешало начало Крымской войны, в которой Россия столкнулась с временным союзом Турции, Англии и Франции. Это произошло во время дальнего плавания Pallada . Гончаров мало говорит о военной обстановке, но она преследовала всю экспедицию и привела к тому, что в конце концов его высадили на берег в Аяне, на дальнем берегу Сибири, чтобы он как можно лучше сам нашел дорогу домой. На этом его книга заканчивается его благополучным прибытием в Иркутск на Рождество 1854 года.0007

Командующий, адмирал Путятин, невольно стал причиной того, что книга стала менее интересной, чем могла бы быть. В роли его секретаря Гончаров совершенно не ладил с ним, но об этом никогда нельзя было догадаться по его повествованию, которое мудро идет на то, чтобы почти не упоминать адмирала. Унковский, капитан фрегата, и его старший лейтенант Посьет еще сильнее невзлюбили своего адмирала, но опять-таки на гончаровских вежливо-информационных страницах об этом ни слова. Не в первый и не в последний раз русский писатель по твердой традиции хорошо осознавал ценность осторожности. По темпераменту Гончаров был во всяком случае добродушной и миролюбивой душой, никому не желавшей зла и никогда не реконструировавшей события со злым умыслом. Его собственный темперамент делает книгу такой, какая она есть. Но если бы битва воль и личностей на борту корабля была более очевидной, а не тихо замалчивалась в его повествовании, его рассказ о путешествии мог бы стать еще большим шедевром.

Реклама

В любом случае, назвать это шедевром напрашивается вопрос. По-русски, да и для русских он точно один. Помню удовольствие, которое я получал от этого, когда учил русский язык, потому что я чувствовал, что могу видеть, как язык в его самой гибкой и привлекательной форме работает в предложениях Гончарова и превращает обычно не очень примечательные детали путешествия в личный пейзаж, как тот, который мы находим в романах Вирджинии Вульф или в дневниках Фрэнсиса Килверта. Как отмечает переводчик Клаус Гетце: «Книга претендует на звание книги о путешествиях, но на самом деле это автобиография». Это был жанр, который русские только начинали осваивать, жанр толстовской девятки.0009 Детство и Отрочество , которые писались примерно в одно и то же время, а также рассказы Аксакова о его семье и поместье, где он вырос. В то время как Толстой и Аксаков возвращались к своему началу, чтобы создать внутреннее описание, Гончаров столь же эффективно использовал дальнее путешествие, которое было для него самым памятным в его жизни, в остальном довольно спокойной жизни петербургского дворянина-писателя.

В некотором смысле он должен был сделать то же самое с самой новой формой, для Обломов — тоже автобиография, из тех, в которых автор с помощью преувеличения исследует одну сторону своей натуры, знакомую ему, хотя другим, быть может, едва заметную. Обломов — творение лирической лени, которую глубоко и с юмором понимал Гончоров, хотя сам не был особенно ленив и медлителен. Гончаров был крупным неуклюжим парнем, скорее тучным, чем толстым, эндоморфом типично обломовского типа, как это видно на отличной групповой фотографии, часто публикуемой в толстовских биографиях, где центральная фигура — Тургенев, а молодой Толстой, только что из Крыма, отдыхает в своем артиллерийском мундире. Толстой, имевший не самые лучшие манеры, по-видимому, относился к Гончарову довольно пренебрежительно, как и к самому Тургеневу.

Аксакова и раннего Толстого, наверное, не так уж трудно перевести; во всяком случае, сделано это мастерски, а у Аксакова даже изящно, так как их идиомы нашли сравнительно гладкий и готовый эквивалент в английском языке. А вот с Гончаровым другое дело. Обломов сильно проигрывает при переводе. Клаус Гетце старается изо всех сил, но его чувство английского языка, хотя и красочное, неестественно, и он производит немало особенностей, не имеющих эквивалента в тексте Гончарова. В своем предисловии он приводит весьма трогательную причину этого:

Я родился в Берлине в Германии и в восемнадцать лет не знал ни слова по-русски. В Школе бизнеса Берлинского университета, которую я посещал, я попал в руки барона фон дер Остен-Сакена. Он был моим первым учителем русского языка; прибалтийский дворянин, аристократический и уставший от жизни, с перепачканными никотином пальцами. Он пробудил во мне восхищение им и пожизненное увлечение Россией, русским народом, русской литературой, русским языком. Много лет спустя, в Кембридже [Массачусетс], я снова изучал русский язык с Марией Юльевной Азаровой, прекрасной, очень умной и очень доброй женщиной, которая жила в России и при царях, и при Советах. Однажды она вскользь упомянула о 9 Гончарове.0009 Фрегат Паллада , сказав, что с удовольствием прочитаю.

И предисловие Гетце, и его текст полны удовольствий, с тягой к собственному наслаждению Гончаровым местами и людьми, и это с лихвой компенсирует трудоемкость передачи оригинала и его порой неудачный сленг.

После бурного перехода через Северное море фрегат вошел в Портсмут, а пока он переоборудовывался, Гончаров исследовал Лондон, записывая свои впечатления так же, как через несколько лет Достоевский, посетивший Большую выставку и написавший о своих впечатлениях. вернуть в Россию его «Зимние размышления о летних впечатлениях». Гончаров мало что может сказать об объективном интересе, кроме того, что было прокомментировано обычными путешественниками. Подобно большинству из них, его не заботило то, как он относился к Англии и англичанам, хотя он восхищался красотой женщин и их длинными ногами, щеголяя тем, как они задирали юбки, переходя улицу. О материальном образе жизни и многих хитроумных приспособлениях, которые англичане, по-видимому, использовали в своих домах, чтобы справляться с повседневными делами так быстро и без помощи событий, он пишет с юмористическим презрением. Англия тогда поразила иностранцев не меньше, чем Америка пятьдесят лет спустя, и Гончаров пишет о всеобщей вульгарности и толкотне Лондона, как Генри Джеймс во время своего визита в начале XIX века.00s должен был сожалеть о Нью-Йорке.

Реклама

Гончарову было приятно отложить в сторону Англию, даже похороны герцога Веллингтона, свидетелем которых он был, чтобы сосредоточиться на более счастливом прибытии на Мадейру, после бурного перехода на дырявой Палладе , и более длительном плавании вниз по Южной Атлантике к мысу Доброй Надежды. Раздел о Южной Африке — самый длинный отчет об одном посещении в его книге. Гончаров был заинтригован обществом, которое он там нашел, и описывает его с точки зрения достаточно непредубежденного иностранца. И англичане, и африканеры, по-видимому, были в высшей степени расово сознательны даже в те дни, и Гончарова позабавил один человек, врач, решивший провести исследование в расовом контексте «русского типа». ». Он смотрит «с пристальным вниманием» на трех корабельных офицеров, один из которых оказался голландцем, другой немцем и третьим балтом, и объявляет их всех расово типичными. Настоящие русские ржут над этим. Но они также чувствительны. Их возмущает тот факт, что этот доктор ожидает, что русские будут похожи на диких зверей; он был поражен, узнав, что один из них был геологом, «что у нас много ученых людей, и у нас есть литература».

Судно Pallada продолжило свой утомительный путь через Индийский океан, наконец достигнув Сингапура, и продолжило свой путь через Рюкю в Нагасаки и Японию. Считающийся просто писателем-путешественником, Гончаров освежающе небрежен, дерзко по меркам наших нынешних профессионалов своего дела. Прибыв на японские острова, он сообщает нам, что «сима» означает остров, мыс «саки», а может быть, и наоборот; Я не знаю.» С другой стороны, он, кажется, ничего не упускает, и его картина японских посланников разного рода, прибывших посетить фрегат и различными и окольными способами расстроивших стремление русских к высадке и торговым правам, отличается исключительной свежестью и буквальностью. . Японцы Гончарова — это уже не те живописные и условные образы из старых путеводителей — Гончаров читал отчет, написанный в начале 1700-х годов Энгельбертом Кемпфером, баварским хирургом, — и тем более не фигуры, которые лишь двадцать пять лет спустя должны были быть популяризированы. в комической опере Гилберта и Салливана Микадо .

Подсознательное осознание русскими скрытности и авторитаризма их собственного правительства, должно быть, дало им глубокое понимание природы японских методов. Они понимали их, но ничего не могли с ними поделать; и есть большая ирония в том факте, что в то время как русские видели, что такое японцы и почему, американцы и британцы заняли позицию возмущенного самодовольства и недоверия. Если японцы не хотят торговать как разумные люди, их нужно заставить это делать.0009 á coup de canon , как уже выразился рациональный иезуит. Адмирал Путятин и его экспедиция, возможно, инстинктивно не чувствовали того же. На самого Гончарова, конечно, больше всего произвело впечатление спокойствие и ощущение внутреннего порядка, которых ни он, ни его соотечественники не могли понять. В этом не было, как он подчеркивает, ничего живописного. Хотя «все это как картина, как художественно составленная сцена», он не может уловить ее внутреннего принципа:

Я со странным чувством смотрю на эти игриво устроенные, улыбающиеся берега: неудобно видеть этот «сон», отсутствие всякого движения. Редко вы видите людей; животные совсем нет; только однажды я услышал собачий лай. Здесь нет человеческого труда; мало признаков жизни. Кроме сторожевых лодочек, есть только лодочки с двумя-тремя гребцами, снующие близко к берегу, и в них сопливый мальчишка или близорукая девчонка… Где люди прячутся? Почему не видно работы, телег, шума, криков, визга, песен, словом: кипящий котел жизни?

Способность Гончарова передать ощущение «нежизни», которое испытывает иностранец в уединенной и незнакомой Японии, весьма оригинально. Как наблюдатель он был полной противоположностью того, кого Рэймонд Чендлер называл «учителем танцев со змеями». В любом случае адмирал и его офицеры ничего не добились, несмотря на все их дипломатические усилия. Pallada направился в Шанхай, где русские мрачно наблюдали сенсационные результаты британской торговли опиумом, порожденный ею бум бизнеса, деморализацию китайцев и впадение Поднебесной в анархию и гражданскую войну. ^* Но для Гончарова все подобные дела отходят на второй план после концентрации на таких важных вещах, как еда, питье и то, что места, которые должны быть горячими, оказываются холодными и убогими, а иногда и наоборот. Чай в Китае неожиданно, но совершенно отвратителен, даже хуже, чем английский чай. Недостатком также является новая мода на консервирование, с помощью которого можно получить «готовую к употреблению, герметично закрытую провизию в жестяных банках любого вида».

Хорошая идея, но что это на самом деле? Оказывается, некоторые из этих консервов действительно нельзя есть; торговцы пользуются доверием покупателей; нельзя проверить, что внутри. Нельзя открыть каждую жестяную банку, наглухо запаянную свинцом. Потом в море выясняется, что говядина на вкус как телятина, телятина на рыбу, рыба на яйца, и все черт знает что. Часто он выглядит и пахнет одинаково. Говорят, что французы лучше консервируют. Мы купили свой в Англии.

Гончаров умеет через такие комментарии установить с читателем своего рода слоновью близость с годами. Содержимое банок тогда и сейчас, наверное, не так уж и сильно отличается. Может быть, Гончаров пожалел об этом во время тягот своего заснеженного обратного пути в Иркутск, а может быть, и нет. Во всяком случае, по прошествии этого времени читатель может проверить, что находится внутри его книги, и найти ее основательной, содержательной и вкусной.

История России Том 11 Выпуск 2-3 (1984)

Заголовок:

ОБЛОМОВКА — ЛЮБИ ИЛИ ОСТАВЬТЕ: КОММЕНТАРИЙ К НОСТАЛЬГИЧЕСКОМУ ВИДЕНИЮ РОССИИ НИКИТЫ МИХАЛКОВА

Тип статьи:

научная статья

DOI:

https://doi. org/10.1163/18763316-i0000021

Язык:

Английский

Страницы:

327–342

В:

История России

В:

Том 11: Выпуск 2-3

Издатель:

Брилл | Шёнинг

E-ISSN:

1876-3316

Распечатать ISSN:

0094-288x

Предметы:

История,

славяноведение и евразийство,

Современная история,

История

Заголовок:

ОБЛОМОВКА — ЛЮБИ ИЛИ ОСТАВЬТЕ: КОММЕНТАРИЙ К НОСТАЛЬГИЧЕСКОМУ ВИДЕНИЮ РОССИИ НИКИТЫ МИХАЛКОВА

Тип статьи:

научная статья

DOI:

https://doi.